СОЧ за 2 четверть «Русская литература» 10 класс ОГН
Задания суммативного оценивания за 2 четверть по предмету «Русская литература»
Суммативное оценивание нацелено на выявление уровня знаний, умений и навыков, приобретенных обучающимися в течение четверти.
Суммативное оценивание проверяет достижение ожидаемых результатов и запланированных на четверть в учебных планах целей обучения.
Учебная программа по предмету «Русская литература» для 10-11 классов уровня общего среднего образования естественно математического направления в рамках обновления содержания среднего образования.
Виды заданий:
МВО–задания с множественным выбором ответов
КО– задания с кратким ответом
РО– задания, требующие развернутого ответа
Структура суммативного оценивания
Вариант состоит из 11 заданий, проверяющих соответствующие уровни мыслительных навыков. Вопросы множественного выбора направлены на проверку знаний и понимания литературоведческой терминологии, тем/проблем изучаемых произведений. Творческое задание требует развёрнутого ответа и направлено на проверку навыков интерпретации, оценки и сравнительного анализа.
СОЧ за 2 четверть «Русская литература» 10 класс ОГН
Задания суммативного оценивания за 2 четверть
Задание 1.
1) Проанализируйте один из предложенных эпизодов.
2) Объясните его значение в раскрытии идей, проблем произведения.
3) Определите способы выражения позиции автора.
4) Раскройте роль эпизода в композиции произведения.
5) Аргументируйте, приводя цитаты.
A) М.Ю.Лермонтов. «Герой нашего времени»
Я задумался на минуту и потом сказал, приняв глубоко тронутый вид:
— Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки
дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен —
меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не
ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы;
я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить
весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость
протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в
глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать;
узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие
без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо
добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом
пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной
улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она
высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к
услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании
погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел
ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда
вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если
моя выходка вам кажется смешна — пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня
не огорчит нимало.
В эту минуту я встретил ее глаза: ей было жаль меня! Сострадание — чувство,
которому покоряются так легко все женщины, впустило свои когти в ее неопытное сердце.
B) Ч.Т.Айтматов. «Плаха»
А побоище длилось. Врезаясь на машинах в гущу загнанных, уже выбивающихся из
сил сайгаков, отстрельщики валили животных направо и налево, еще больше нагнетая
панику и отчаяние. Страх достиг таких апокалипсических размеров, что волчице Акбаре,
оглохшей от выстрелов, казалось, что весь мир оглох и онемел, что везде воцарился хаос и
само солнце, беззвучно пылающее над головой, тоже гонимо вместе с ними в этой бешеной
облаве, что оно тоже мечется и ищет спасения и что даже вертолеты вдруг онемели и уже без
грохота и свиста беззвучно кружатся над уходящей в бездну степью, подобно гигантским
безмолвным коршунам… А отстрельщики-автоматчики беззвучно палили с колена, с бортов
«уазиков», и беззвучно мчались, взлетая над землей, машины, беззвучно неслись
обезумевшие сайгаки и беззвучно валились под прошивающими их пулями, обливаясь
кровью… И в этом апокалипсическом безмолвии волчице Акбаре явилось лицо человека.
Явилось так близко и так страшно, с такой четкостью, что она ужаснулась и чуть не попала
под колеса. «Уазик» же мчался бок о бок, рядом. А тот человек сидел впереди, высунувшись
по пояс из машины. Он был в стеклянных защитных – от ветра – наглазниках, с иссинябагровым, исхлестанным ветром лицом, у черного рта он держал микрофон и, привскакивая
с места, что-то орал на всю степь, но слов его не было слышно. Должно быть, он командовал